Василий Верещагин -«своя колея» художника-бунтаря. Жизнь и творчество, отданные борьбе за убеждения

Картины Верещагина были суперпопулярными и скандальными уже при жизни мастера. Художник изобразил войну без прикрас. В его творчестве нет торжественных маршей и красоты мундиров. Все ужасы войны и бессмысленность происходящего виртуозно описаны в работах мастера. Верещагин часто был в центре скандалов, его картины обливали кислотой, он сам жег некоторые холсты. У него было много недругов среди правящей элиты, зачастую он не выходил без оружия из дома. Верещагин номинировался на первую Нобелевскую премию мира в 1901 году, за храбрость в бою награжденный орденом Святого Георгия четвертой степени, с гордостью носивший этот крест на своем гражданском сюртуке до конца жизни и не принявший больше ни одной награды, отказавшись даже от звания профессора Императорской академии и наградного оружия Золотая шпага. Практически всю жизнь Верещагин провел в военных компаниях Российской империи, но не очерствел, а хорошо видел и светлые, и темные стороны жизни.

Василий Васильевич Верещагин родился 14 октября 1842 года в семье предводителя дворянства города Череповца Новгородской губернии. У него было три брата. Младшие — Сергей и Александр, стали известными профессиональными военными; старший, Николай — общественным деятелем.

Мать художника звали Анна Николаевна. Она была хорошо образованной женщиной, с детства приучавшая сына к чтению книг, особенно исторических. Верещагин рано стал интересоваться искусством. Первым художественным произведением, взволновавшим Васю, был рисунок на платке няни, купленном у заезжего торговца: бешено мчавшаяся тройка, преследуемая стаей волков. Он скопировал сюжет в своём рисунке, да так точно, что все родные и заезжие гости подивились сходству. Несмотря на пристрастие к живописи, молодому Василию Верещагину была уготована карьера военного.

Так же как и братья, Василий учится на военного офицера и уже в девять лет поступает в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. 

Морской корпус Петра Великого на Васильевском острове в Петербурге, является одним их старейших учебных заведений страны. На его фасаде целая галерея мемориальных досок, посвященных учившимся здесь мореплавателям, флотоводцам, ученым, адмиралам.

Среди них одна отличается от всех, и надпись на ней гласит: «Здесь учился и в 1860 году окончил полный курс Морского кадетского корпуса Василий Васильевич Верещагин, великий русский художник».

Василий Верещагин поступил в Морской кадетский корпус девяти лет отроду и закончил его первым по баллам в 1860 году. Лучшего гардемарина даже представили Великому князю Константину Николаевичу.

«Проси чего хочешь»,— обратился он к Василию. Отличник попросил рапорт об отставке.

Все были в гневе, родители лишили его наследства. А упорный Василий Васильевич поступает в Академию художеств. Учителями Верещагина в Санкт-Петербурге были академисты Федор Моллер, Александр Бейдеман и Алексей Марков.

Но и там Верещагин не задержался. В 1863 году юный гардемарин — художник бросает академию и отправляется на юг, чтобы, «на свободе и просторе на интересных предметах учиться». 

На протяжении года Василий путешествует по Крыму и Кавказу, после чего, получив от дяди наследство, уезжает в Париж. 

Верещагин учится живописи под руководством художника Жан-Леона Жерома (ярого сторонника академизма в искусстве, непримеримого оппозиционера импрессионизму). Как и его консервативные учителя, Верещагин долгое время стоял особняком от новых веяний искусства. 

Затем у молодого Верещагина случается странный период. Сказывается решительный характер и быстрота в поступках. Он бросает Париж и уезжает снова на Кавказ, много работает, а осенью 1865 едет в Санкт-Петербург. Затем, вновь возвращается в Париж, где продолжает учёбу в Парижской академии. Веселая жизнь в Париже требует средств. Дядино наследство быстро закончилось. 

Весной 1866 года Василий Верещагин возвращается в петербургскую Академию художеств и завершает своё официальное обучение. 

В августе 1867 года командующий русскими войсками в Средней Азии генерал Константин фон Кауфман пригласил молодого, только что вернувшегося из Парижа живописца Василия Верещагина приехать в Туркестан в качестве военного художника. 

Первым делом художник должен был, как водится, написать портреты самого главнокомандующего и его супруги. Второй сюжет — командующий на белом коне перед полками, готовыми выступить в поход.

Третье полотно традиционно иллюстрировало пушкинские строки: «Мы победили, и враг бежит!».

В заключение следовало изобразить торжественную церемонию входа русской армии в покоренный Самарканд, причем лица местных жителей непременно должны были выражать радость и воодушевление.

Задача была нетрудной, однако для ее выполнения генерал Кауфман выбрал явно не того художника. 

Получив от Кауфмана деньги на дорогу, Василий выезжает на этюды, участвует в раскопках и предстает перед генералом лишь в начале мая 1868 года — через несколько дней после того, как Самарканд был взят. Верещагин был поражен обилием крови, раненых и трупов.

Армия отправилась добивать бухарского эмира, а впечатлительного художника оставили в составе небольшого отряда в Самарканде. Но едва русские войска скрылись за горизонтом, как те самые узбеки, которые на картине должны были выражать неподдельную радость, подняли восстание.

Горстке русских пришлось отойти в цитадель у западной стены города. Осаждающие огромными толпами бросились на стены цитадели, цепляясь за них железными кошками.

Три попытки штурма были отбиты, был тяжело ранен командующий русским отрядом майор Альбедиль. Утром 3 июня штурм возобновился.

Бухарцы, сломав остатки крепостных ворот, разобрали сооруженную русскими баррикаду и захватили пушку. Солдаты бросились в штыки, причем впереди всех был художник Василий Верещагин.

После рукопашной осаждающие отступили. Еще три дня продолжались стычки, художник участвовал в двух вылазках из цитадели в лабиринт городских улочек и едва избежал смерти. Только 8 июня к Самарканду подошли войска генерала Кауфмана.

За храбрость в бою Василий Васильевич Верещагин был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени, причем генерал Кауфман снял с себя собственный орден и лично приколол его Верещагину.

Художник с гордостью носил этот крест на своем гражданском сюртуке до конца жизни и считал его своей самой высшей наградой. Верещагин, единственный из русских живописцев был удостоен ордена Святого Георгия IV степени.

Самарканд преобразил Василия Верещагина — от прежнего повесы не осталось и следа. Художник, потрясенный увиденным, в течение трех лет писал серию замечательных полотен, посвященных событиям в Туркестане.

«Я никогда и нигде не видел правдивых картин битв, — делился художник со своими друзьями, — и я твердо решил представить все так, как оно есть в действительности». 

В 1871 году Верещагин едет в Мюнхен, где продолжает работать над картинами для «Туркестанской серии».

В 1873 году он устраивает персональную выставку картин в Хрустальном дворце в Лондоне. Успех головокружительный! 

Весной 1874 года Верещагин устраивает Туркестанскую выставку уже в Петербурге. Выставка произвела эффект разорвавшейся бомбы.  13 картин, 81 этюд и 133 рисунка — именно в таком виде эта серия была показана на первой персональной выставке Верещагина в Петербурге. 

Неожиданно вокруг одной из картин возникает крупный скандал. Этот холст никого не оставлял равнодушным — на нем был изображен наполовину засыпанный песком погибший солдат, над которым вьется воронье. 

Модест Мусоргский и Голенищев-Кутузов на сюжет картины Верещагина «Забытый» создали музыкальную балладу, в которой мать качает сына и ждёт отца ребёнка домой. Но он уже не вернётся… 

«Забытый» вызвал резкое осуждение императора Александра II во время посещения выставки. Он резко заявил художнику: «В моей армии нет забытых. Таких случаев быть не могло и не может быть». Император обвинил художника в клевете на армию.

Узнав о реакции Александра II, генерал Кауфман, в подчинении которого всё еще находился Верещагин, поспешил выразить и «свое» мнение о «Забытом».

Что за война такая на его картинах? Где, к примеру, марши, где смотры на походе? Где удары в лоб? Обходы? Охваты? Где победное преследование неприятеля?

Что за война такая: окруженный русский отряд — горстка истекающих кровью людей, забытый на поле боя солдат, отрубленные головы и куча черепов — что за война?

Официальная пресса разоблачала художника: «В Туркестанской армии нет забытых, все погибшие хоронятся по православному обряду специальной командой».

Как военнослужащему Верещагину отдается приказ снять скандальные полотна. Художник, лично видевший обезглавленные тела солдат на фронте, пришел в бешенство, ему трудно было управлять своими чувствами.

В тот же день, после полученного публичного «разноса», он задержался на выставке, подождал, пока разойдутся посетители, а затем, оставшись один, вырезал из рам три полотна, вызвавшие наибольшую критику высоких чинов.

Это были «Забытый», «Окружили — преследуют» и «У крепостной стены. Вошли!». Верещагин приехал домой, в бешенстве изрезал и сжег картины.

Если вникнуть глубже, весь этот шум возник вокруг названия картины — «Забытый». Назови художник свое полотно, например, «На поле боя», оно, вероятно, не вызвало бы столь резкой реакции. Верещагин, в силу характера, никогда не искал обласканности у начальства, поэтому картина называется именно «Забытый».

На этом злоключения не закончились. Скандальной оказалась еще одна из его картин, которая называлась «Апофеоз войны», сегодня это самая известная работа художника.

На переднем плане картины — пирамида из человеческих черепов. На заднем — развалины опустошенного и брошенного города. На раме Верещагин написал: «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим».

Художник старательно делал вид, что имел в виду Тайлерана, но всем было понятно, о ком идет речь. Впрочем, сам Александр II, которому очень нравилось, когда его называли освободителем, демонстративно не принимал эту картину на свой счет, а может ему понравилось сравнение с Талейраном.

Сам же Верещагин вот что говорил о своем творении: «Если не считать ворон, это натюрморт, в переводе с французского — мертвая природа…».

Верещагина буквально затравили, обвиняли в воровстве картин у другого художника, якобы серию полотен рисовал не он сам, запрещали воспроизводить в книгах, газетах и журналах.

Баллада Мусоргского тоже была запрещена. Главнокомандующие запрещали рядовым солдатам посещать выставки Верещагина. Но полотно «Апофеоз войны» к счастью осталось в целости и сохранности. 

Кроме горячо обсуждаемых батальных полотен, Верещагин писал картины из жизни и быта народов Востока. Например «Богатый киргизский охотник с соколом». 

Картина посвящена другу художника, предводителю киргизского племени Байтику Канаеву, с которым художник познакомился в 1867 году, когда Канаев был приглашен в  Петербург в числе семнадцати представителей Туркестана на торжественный прием у императора Александра II.

Картина «Опиумоеды» вызвала большой интерес у публики.

Восточный национальный колорит отражен в «Евнухе у дверей храма», «Портрет бачи» — мальчик-трансвестит переодетый девочкой для танца, «Мулла Рахим и мулла Керим ссорятся по дороге на базар».

Очень живописны восточные странники и нищие. «Дервиши в праздничных нарядах», «Политики в опиумной лавочке», «Нищие в Самарканде».

У «Туркестанской серии» есть еще и подсерия — «Варвары». Именно она вызвала наибольший интерес и споры. К сожалению, жестокость является нормой на Востоке. Верещагин без прикрас отразил звериную жестокость войны.

Полотна «После удачи», «После неудачи», «Представляют трофеи», «Торжествуют» показывают нормальные для Востока, но дикие для нас нравы местных жителей.

Даже победоносные войны не обходятся без огромного количества пролитой крови. Война всегда состоит из целой цепи удач и неудач. «Нападают врасплох», «У крепостной стены», «Парламентеры» — картины выхваченные из самой гущи боевых действий.

Скандальной оказалась и судьба картины «Смертельно раненый». Военное командование негодовало. Верещагина обвинили в антипатриотизме, в том числе, и первые лица страны: Александр II «очень резко выразил свое неудовольствие», а великий князь Александр Александрович — будущий император Александр III — сказал: «Всегдашние его тенденциозности противны национальному самолюбию и можно по ним заключить одно: либо Верещагин скотина, или совершенно помешанный человек». 

Вокруг картин Верещагина параллельно разыгрывается еще одна драма. До открытия выставки художник надеялся, что всю коллекцию сможет приобрести за 100 тысяч рублей император Александр II. Но когда стала известна его реакция на полотна, с подобными надеждами пришлось расстаться.

В течение тридцати лет царское правительство не приобрело ни одной картины ставшего всемирно известным художника. К Верещагину стали поступать предложения от частных лиц о покупке отдельных полотен.

Художник ответил со свойственной ему прямотой: «Или я продам всю серию вместе, или не продам ничего вовсе».

В этот тяжелый момент Верещагину подставил плечо другой патриот России. В 1874 году серию купил известный московский коллекционер Павел Третьяков, потратив на приобретение 92 тысячи рублей серебром. Вся серия была выставлена в частной галерее Третьяковых, вход на выставку был объявлен бесплатным.

Газеты продолжали обвинять художника в очернительстве, в том, что он возводит гнусный поклеп на победоносную армию и бросает тень на царствующую династию.

Участие в боевых походах сложило у Верещагина собственное видение войны, отношение к смерти простых солдат. Его картины наполнены особой философией и критическим отношением к войне.  

Талант художника отразил настоящую стоимость имперских амбиций императора в ближневосточных компаниях. Подобный стиль часто приводил к критике его картин, и даже осуждению художника императором и его окружением. Но Верещагин очень высоко ценил собственное мнение, свободу и достоинство и не искал поддержки власть имущих, вообще избегал «высшего света», несмотря на свою известность в Европе и России. 

Не дожидаясь закрытия выставки, Василий Васильевич с женой Елизаветой Кондратьевной, в крайне подавленном состоянии отплыл в Индию. 

Покидая Россию, Верещагин, несмотря на поданное им в декабре генералу Кауфману прошение об отставке, формально еще числился на военной службе — ему был предоставлен отпуск. Лишь в середине мая, когда Верещагин уже находился в Бомбее, узнал, что его прошение было удовлетворено. 

Было бы преувеличением говорить о том, что служба в Туркестанском генерал-губернаторстве сковывала его действия или творческую инициативу.

Для художника она не была особо обременительной, и благодаря ей он сумел многое повидать — и в Самарканде, и во время путешествия в Коканд. Тогда и вызрели замыслы его лучших картин.

Материальная помощь от военного ведомства помогла без забот сосредоточиться на работе и написать в Мюнхене полотна, поразившие Лондон и Петербург.

В какой-то степени военное ведомство выступило в роли заказчика туркестанской серии картин. Поэтому с мнением генерала К. П. Кауфмана приходилось считаться. Платой за эту зависимость стало уничтожение четырех полотен, которые и сам художник, и критика оценивали высоко.

Теперь, когда связь со службой была оборвана, оставалось опираться лишь на собственные силы. Уже находясь в Индии, Верещагин узнает о том, что Императорская академия художеств, несмотря на скандалы, присвоила ему звание профессора. Оскорбленный художник публично, через газеты, отказался от звания:

«Известясь о том, что императорская Академия художеств произвела меня в профессора, я, считая все чины и отличия в искусстве безусловно вредными, начисто отказываюсь от этого звания.»

Главным принципом Верещагина становятся слова: «Я буду всегда делать то и только то, что сам нахожу хорошим, и так, как сам нахожу это нужным». 

Большой почитатель таланта Василия Васильевича художник Крамской написал Третьякову: «Ведь что, в сущности, сделал Верещагин, отказавшись от профессора, — только то, что мы все знаем, думаем и даже, может быть, желаем, но у нас не хватает смелости, характера, а иногда и честности поступать так же».  

Верещагин был действительно из породы каких-то диковинных богатырей. Весь его жизненный путь – путь художника-новатора, смелого воина и неутомимого путешественника.

Индия была в то время английской колонией. Они подозревали в бывшем морском офицере русского шпиона, но холсты Верещагина, созданные по итогам поездки, отличались полной аполитичностью.

Путешествие по Индии заняло два года. Художник посетил Бомбей, Агру, Дели, Джайпур, уехал на три месяца в Восточные Гималаи, в частности, в горное княжество Сикким. В апреле 1875 года он совершил опасную и трудную поездку в приграничные районы Тибета.

Путешествие едва не стоило художнику жизни: покинутый проводниками, он чуть не замерз на высоте, не забывая при этом думать о живописи. 

«Другой раз надобно придти сюда со свежими силами и сделать этюды всех этих эффектов, их увидишь только на таких высотах…, — писал Верещагин в своих путевых очерках. — Кто не был в таком климате, на такой высоте, тот не может составить себе понятия о голубизне неба».

Мирные полотна Верещагина до сих пор притягивают своей красотой. Время от времени они всплывают на западных аукционах искусства. В 2014 году на аукционе русского искусства Christie’s за рекордную сумму — 6 миллионов 134 тысячи 55 долларов США — ушло с молотка полотно Василия Верещагина «Жемчужная мечеть в Агре».

Предварительная стоимость картины составляла от 1,6 до 2,5 миллионов долларов. «Жемчужная мечеть в Агре» стала самой дорогой картиной Верещагина, когда-либо выставлявшейся на торги. 

Другое полотно — «Тадж-Махал. Вечер» было продано шестого июля 2011 года за  2 281 250 британских фунтов.

Картина Верещагина «Въезд принца Уэльского в Джайпур в 1876 г.», которая хранится в Мемориале Виктории в Калькутте — самое большое художественное полотно в Индии, написанное маслом. 

Верещагин много рисует простых жителей, показывая самобытный местный колорит.

Переполненный впечатлениями Василий Васильевич с женой уезжает дописывать Индийскую серию в Париж. Наверное, он так и остался бы там, если бы в апреле 1877 года не началась война России с Османской империей.

Воодушевленный идеей освобождения братьев-славян от османского ига, художник бросает всё и мчится в Россию. 

Не без помощи своих родных братьев, боевых офицеров Александра и Сергея Верещагиных, художник оказался на фронте в качестве одного из штабных адъютантов главнокомандующего Дунайской армией.

Несмотря на возмущение начальства, он шёл в самые горячие точки, старался участвовать во всех атаках и штурмах, чтобы самому увидеть всё и всё ощутить. 

«Дать обществу картину настоящей неподдельной войны нельзя, — считал Верещагин, — глядя на сражение в бинокль из прекрасного далека, а нужно самому все прочувствовать и проделать, участвовать в атаках, штурмах, победах, поражениях, испытать голод, болезни, раны. Нужно не бояться жертвовать своей кровью, своим мясом, иначе картины мои будут не то», — писал художник. 

Он и жертвовал, причем не единожды. 8 июня 1877 года на Дунае, участвуя добровольцем в атаке крошечной миноноски «Шутка» против огромного неприятельского парохода, Верещагин получил ранение, от которого едва не погиб. Тяжелораненый был отправлен в госпиталь в Бухаресте. Его оперировал и спас от гангрены сам Николай Склифосовский. 

Узнав о предстоящем наступлении, Василий бежит из госпиталя и вновь оказывается в действующей армии.

Еще не оправившись от ранения, хромая и едва держась на ногах, художник поспешил к Плевне, где русская армия предприняла третий, самый кровопролитный штурм этой крепости.

Вместе со своими братьями, в качестве одного из адъютантов генерала Скобелева, художник Верещагин участвует в штурме Плевны. В этом грандиозном сражении сложили свои головы многие русские солдаты и офицеры. Брат Верещагина Сергей был убит, Александр тяжело ранен.

Потери русской армии в ходе этого штурма, который был приурочен к 30 августа — дню тезоименитства Александра II, были чудовищными: два генерала, 295 офицеров и 12471 солдат.  

Зимние месяцы 1878 года художник провёл с отрядом Скобелева в Балканских горах. За бой при Шипке, в котором Верещагин также принял непосредственное участие, его представили к высокой награде – «Золотой шпаге».

Но художник, пройдя всю войну боевым офицером, оказался по-прежнему верен своим принципам «вредоносности титулов и знаков отличия». Он отказался получить вполне заслуженное боевое оружие и, демобилизовавшись, вернулся в Европу. 

Балканская серия картин создавалась в Париже в 1878-1879 гг. на основе этюдов, привезенных из Болгарии. В ней около 30 работ, объединенных в группы по основным эпизодам войны.

Через два года после окончания войны Верещагин уже экспонировал в Берлине, в Петербурге и Москве серию картин, посвященных войне на Балканах.  

На сей раз в картине «Шипка-Шейново» он даже изобразил победный смотр русских войск генералом Скобелевым, но передний план был усеян трупами замерзших солдат.

«Каждый день, — вспоминал Верещагин, — солдаты падали десятками от турецких пуль и сотнями — от мороза».

На раме этой картины художник написал фразу из доклада генерала Радетского: «На Шипке все спокойно».

Император Александр II, оглядев картину, с грустью заметил: «Все это верно, все это так было». Большинство картин серии не нашли понимания и у коллег-живописцев.

Особенно много нареканий среди художественной профессуры вызвали панорамные полотна «Перед атакой. Под Плевной» и «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной».  

«За «Перевязочным пунктом», между нами сказать, я крепко бился, — писал Верещагин коллекционеру Третьякову, — почти уже кончивши, все снова переписал, рубашки на мундиры и обратно. Чуть не каждый день собирался рвать ее, но, в конце концов, кажется, добился того, что и правда не утеряна, и глазу не больно смотреть на эту пестроту рубах и мундиров — задача нелегкая, как видите».

Эти полотна, действительно, нелегко дались Верещагину. В ходе работы он неоднократно переписывал, переделывал огромные куски, несколько раз порывался всё порвать и сжечь.

После Плевны русская армия была вынуждена временно отступить. «Число раненых было так велико, что превзошло все ожидания. Все, что заготовлено, оказалось недостаточным… Каждый из докторов работал за двоих, сестры милосердия оказали невознаградимые услуги в эти дни, и, несмотря на то, все-таки массы раненых по суткам оставались без перевязки и без пищи. Когда шел дождь, раненые промокали буквально насквозь, так как укрыться всем было негде»,— строки из воспоминаний художника.
Обратите внимание: на картине слева изображены турецкие раненые, которые ждут от наших врачей помощи. 

Очередной громкий скандал разразился над полотном «Побежденные. Панихида по убитым».

Художник рассказывал о том, как родилась картина: «На огромном пространстве лежали гвардейцы, высокий красивый народ, молодец к молодцу, все обобранные, голые, порозовевшие и посиневшие за несколько дней.

Впереди лежавшие были хорошо видны, следующие закрывались более или менее стеблями травы, а дальше почти совсем не видно было из-за нее, так что получалось впечатление, как будто все громадное пространство до самого горизонта было устлано трупами.

Я написал потом картину панихиды, каюсь, в значительно смягченных красках, и чего-чего не переслышал за нее! И шарлатанство это, и самооплевывание, и историческая неправда!»  

Художник изобразил на картине последствия третьего штурма Плевны, в котором сам участвовал.

Поле действительно было устлано трупами до самого горизонта. Верещагин собирался назвать картину «Царские именины», но полиция пригрозила закрыть выставку.

Также ему пришлось объявить, что на полотне изображены 500 солдат Копорского полка, погибших при неудачном штурме болгарского городка Телиша. Но даже это не успокоило сановных вельмож.

Посудите сами — одержана замечательная победа, русская армия подошла к стенам Царьграда, а Верещагин опять за свое, ему, видите ли, солдатиков жалко.

Однако вскоре состоялся Берлинский конгресс, после чего выяснилось, что Россия в этой победоносной войне, положив на алтарь победы 100 тысяч жизней своих сынов, особо ничего не приобрела.

А еще через некоторое время в Петербурге поняли, что эта война была итогом многоходовой комбинации британского премьера Дизраэли, стремившегося столкнуть лбами и обескровить Российскую и Османскую империи.

Время показало, что Василий Верещагин был прав. Идея «Забытого» продолжала волновать Верещагина. Он не мог спокойно вспоминать об уничтожении своей любимой картины.

Художник снова написал картину на ту же тему, изобразив на этот раз в забытом воине солдата английских экспедиционных войск. 

За полотно «Побеждённые. Панихида» генералитет намеревался отобрать у прапорщика Верещагина его единственную награду – звание георгиевского кавалера.

Его вновь обвиняли в клевете на русскую армию, в антипатриотических настроениях, а некоторые «бывалые» офицеры, просидевшие всю войну по штабам, заявляли в лицо художнику, что «такого просто не может быть».  

Однажды на выставке Балканских картин появился священник, который с горестным видом поведал присутствующим, что именно он после боёв под Телишем проводил такую панихиду. И всё было именно так, как показал в своём произведении Верещагин.

Однако даже такие правдивые заявления непосредственных свидетелей не заставили недоброжелателей художника прекратить высказывать публичные обвинения в его адрес.  

Запечатлённые художником сцены, где правдиво показаны не только победы, но и поражения русского оружия, были признаны многими газетами и журналами написанными чуть ли не по заказу турок и предназначенными для украшения султанского дворца.

Прусский военный атташе в Петербурге генерал Вердер советовал царю уничтожить всю серию этих картин.

Полотно «Побеждённые. Панихида» стало самым пронзительным в творчестве Верещагина и потрясло как русскую, так и зарубежную публику. 

Искусствоведы заметили, что почти ни в одной из картин Верещагин не изображает собственно битву, а показывает зрителю моменты, либо предшествующие сражению, либо последовавшие за ним, то есть фактически уже будни войны, фиксирует не баталию, а психологизм момента.

«Лишь бы только не струсить в откровенности», — заклинал художник самого себя.

Между тем, в Балканских картинах художник стремился, прежде всего, показать грандиозный масштаб происходящих военных событий.  

Во время выставки болгарской серии атмосфера вокруг Верещагина все накалялась.

Василий Васильевич пишет П.М.Третьякову: «Покамест Болгарская война еще в моих руках, я предлагаю Вам взять ее всю, то есть 25 картин, 50 этюдов за 150 000 рублей…». Это было недешево. Для справки, губернаторы имели в то время оклады по 12 000 в год.

Третьяков посчитал такую цену слишком высокой, и в результате купил только три картины: «Под Плевной», «Перед атакой» и «Шипка-Шейново» за 38 500 рублей.

После выставки Верещагин почувствовал себя усталым и абсолютно опустошённым. Он не мог больше писать в России. Недовольство его поведением в высших сферах общества нарастало с каждым днём. Многие реакционно настроенные господа пророчили художнику ссылку в Сибирь.

Не дожидаясь, пока им всерьёз заинтересуются карательные органы, Верещагин вновь ищет спасения на чужбине и отправляется путешествовать. На сей раз в Палестину. 

В начале 1884 года Верещагин уезжает с женой на Ближний Восток, чтобы восстановить душевное равновесие и набраться новых впечатлений. 

Верещагин писал Стасову: «Не думайте, чтобы все пройденное было лишь как с гуся вода: все, все оставило следы.

Солнечные удары, которые я имел бессчетное число раз со рвотою, бредом и проч[им], — сделали то, что даже под зонтиком я не могу ходить по солнцу, не рискуя получить головную боль». Далее художник описал, как получил остальные свои «следы»: ноющие раны в бедре, шрамы от когтей молодого барса, укусы бешеной лошади, переломы от схватки с большой собакой, ушибы при падениях на горных перевалах, трясущую его лихорадку, а в конце он подвел итог: «Силенки  сильно опустились, цель жизни утерялась».  

Поездка по святым местам Палестины и Сирии вызвала у художника интерес к изучению Ветхого и Нового Завета, вдохновила вновь приняться за работу.

В путешествии он, как обычно, писал многочисленные этюды с натуры, а в Мэзон Лаффит создавал крупные произведения, такие как «Стена Соломона» и «В Иерусалиме. Царские гробницы». 

Продолжение следует…..